На своем предприятии, которое
вскоре юридически отделили от артиллеристов и переименовали в
НИИП**, я выполнял мелкие текущие дела и в частности занимался
ремонтом электронной аппаратуры. Собственно даже не ремонтом, а доставкой
на тележке аппаратуры в ремонтную группу. Эта ремонтная группа
обслуживала также одну из первых электронных цифровых вычислительных
машин Урал-1. (ЭЦВМ Урал- 1) Однако, основное время ремонтники были
заняты на наладке весьма ненадежных ламповых триггеров этой ЭЦВМ,
поэтому ремонт аппаратуры других подразделений постоянно
затягивался.
Однажды я доставил в ремонт
осциллограф, на котором аналоговая вычислительная машина
высвечивала расчетную траекторию движения ракеты. Но ремонтники
никак не могли найти неисправность. Остановились работы в моем
отделе моделирования. Имея значительный опыт радиолюбителя, я
попросил разрешения посмотреть этот осциллограф. Оказалось, что при
развертке в конце движения луча по экрану появлялся паразитический
сигнал. Путем последовательной отпайки и подпайки катодов ламп канала
усиления осциллографа и анализа сигнала на экране, выяснилось, что в
одном месте пережат провод и при определенном уровне сигнал
развертки начинает деформировать катодный потенциал.
Ремонт был выполнен, и наш стенд
опять кое -как заработал, по крайней мере для того, чтобы
отчитываться перед руководством. А я приобрел авторитет перед группой
обслуживания электроники ЭЦВМ.
Мои занятия радиолюбительством
превратились в целую цепь переделок моего настольного магнитофона
"Днепр". Детали для переделок покупал в магазине
"Пионер" в начале Тверской, тогда улицы Горькова, иногда
в комиссионке рядом с планетарием. Однажды, во время обеденного
перерыва, я поддержал разговор с ведущим инженером Виталием
Соловьевым - у него были проблемы с проигрывателем. Обсудили. Но я
заинтересовался тем, что Виталий коллекционируют пластинки с
оперными записями. По его рекомендации я купил грампластинки Энрико
Карузо, Аурелиано Пертиле и Марио Ланца. Понравилось. Так я и
втянулся в коллекционирование оперных записей великих итальянцев.
Также я регулярно записывал на магнитную ленту радиопередачи по
музыке.
Конечно пытался слушать передачи
"Голоса Америки". Но глушили этот голос основательно.
Только бывая в гостях у соседа с верхних этажей у моего хорошего
знакомого Володи Разумова, я на его морском приемнике мог что - то услышать.
Там существовала система отстройки от помех. Володя был
сын адмирала, сам окончил высшее военно - морское училище. Но
во время учений получил травму головы и был списан на гражданку по
инвалидности. Много позже ему сделал операцию знаменитый нейрохирург
Кандель. Помогло. Я часто бывал у Володи. Обычно беседовали о
военной истории.
Достаточно длительная серия
разговоров с ремонтниками о тогдашних первых вычислительных машинах
и размышления о будущем привели меня к решительному поступку. Я, уже
старший техник, получающий 85 руб. в месяц (инженер получал 110
руб.), добился перевода из своей гидравлической испытательной
лаборатории в сектор расчета надежности.
Перед переводом был интересный
случай. Мне, комсомольцу, однажды весной поручили в подшефной
школе прочесть лекцию по авиационной или ракетной технике. Поскольку
о своей работе рассказывать было нельзя, я, позанимавшись в
библиотеке своего предприятия с переводами американских журналов по
космонавтике и ракетной технике, подобрал материалы о программе НАСА
"Аполлон", рассказал школьникам о планируемом полете на
Луну американских астронавтов. Ученики и
учитель вяло прослушали и задали два вопроса. На первый:
Почему происходит перестыковка
лунного модуля на разгонном блоке? - я ответил, что возможно из-за
проблем компактного размещения лунного посадочного модуля под
носовым обтекателем ракеты при старте с космодрома.
А вот второй вопрос:
Когда будет этот полёт?, -
ответил:
- Этим летом.
На что школьники никак внешне
не отреагировали. Действительно тем летом Нил Армстронг впервые
ступил на поверхность Луны. Думаю, что школьники и учитель
вспомнили мой весьма подробный доклад.
Я тогда был очередной раз в
спортивном лагере МАИ и все смотрели на экране большого телевизора
как мутные тени передвигаются по мутной поверхности Луны -
тогда в Подмосковье как и сейчас, через 40 лет, были одинаковые
проблемы с приемом телевидения.
Позже в Москве была американская
выставка и я посмотрел кинодокументы значительно лучшего качества -
потрясло. Увидел лунный камень. В нашей прессе подробностей полета
не было -практически замалчивали. А из библиотеки нашего
предприятия вскоре исчезли сборники рассказывающие о программе НАСА
"Аполлон".
Я, вспоминаю аналогичную свою
эмоциональную реакцию, когда впервые пришел на свое предприятие, с
какой -то настороженностью отреагировал на ракету. Может
робость, а может и непонимание - какое чудо науки и техники лежит
рядом в соседнем зале. А может, информационный поток заблокировал
эмоциональную оценку.
Коллектив лаборатории
надежности был молодой. Только начальнику лаборатории было чуть за
тридцать. Кто -то из старших по должности, попав в эту
математическую лабораторию - робел из-за непрерывного потока
математической информации, но молодежь моего возраста с энтузиазмом
начала изучать новое направление. Трудности были огромные. Прежде
всего проблемы с литературой. Математический аппарат теории
вероятности в надежности был другой - не артиллерийский. И
теория надежности только еще создавалась. Нужны были новые книги,
которых не было в технической библиотеке института. Приходилось
просматривать планы издательств. Впрок закупать книги только
предполагая их содержание, выделяя средства из своей небольшой
зарплаты.
Возникли проблемы с
вычислительной математикой в приложении к ЭЦВМ. Вычислительная
математика требовалась не такая, какой нас учили в институте, т.к.
сильно влияли на расчеты ограничения разрядности тогдашних ЭЦВМ. Но
мы читали сборники программ, прилагаемые к ЭЦВМ в качестве
технической документации -тогда было принято подробно
описывать и программы, и заложенные в них вычислительные методы.
И создавали свои, новые методы.